Тётя мама

От пятилетнего ребёнка до меня только шаг.
От новорожденного до меня страшное расстояние.
Лев Толстой

Я оптимистка, отвергнув прошлое, живу исключительно настоящим и будущим. Несмотря на возраст – пусть еще не совсем зрелый, но далеко не молодой. Вера же, как известно, хороша на закуску, а не на всю оставшуюся… Не буду давать никаких обетов. Что мне предстоит в недалеком будущем? Пока я блуждаю во времени. Одна, ни одной родной души рядом. Был муж, и то – по случаю вышел и не вернулся…
Перспектив прозябать в столице больше не было, решила навестить родственников, а там как сложится, так и будет. Занесло меня попутным ветром в Израиль, к моим родичам по маминой линии.
…Познакомились мы в самолете, совершавшем рейс: «Москва – Тель-Авив». Дефицитом внимания я не страдала. Недалеко от меня сидел мужчина среднего возраста с пятилетней дочерью. Девочку папаша растил в спартанской обстановке. Это был шустрый, эрудированный ребенок, которого не пичкали бутербродами, сладостями и таблетками бабушки. Девочка улыбнулась мне и заставила обратить на себя внимание. Подошла и показала на кулон, который висел у неё на тонкой шейке.
- Хочешь мою маму увидеть?
- Открой!
Что-то поразительно-необъяснимое потрясло меня в этом ребёнке, но в тот момент я не придала значения этому. Я слегка надавила на защелку, соединяющую кулон с двух сторон, она быстро подалась, кулон открылся. В нём я увидела лицо молодой приятной женщины.
- Красивая у тебя мама, – произнесла я.
- Ты тоже красивая. Мой папа на тебя смотрит, значит, понравилась, – сказала девочка с детской непосредственностью.
И действительно почувствовала на себе чей-то взгляд. Улыбаясь, на меня смотрел мужчина, едва кивнув мне.
- Мы с папой едем к бабушке в Израиль. Я – Мила, а ты кто?
- А я тетя Инна.
Девочка что-то рассказывала, резвилась, показывая мне свои игрушки. Я смотрела на этого ребенка и не могла понять, почему она так ко мне потянулась.
- Мы тебя ещё увидим? – вдруг задала мне совсем по-взрослому вопрос девочка.
- Ну, что ты, моя хорошая, конечно, и не надо говорить глупостей. Иди, садись рядом, вас, наверное, мама ждет?
- И ничего не ждет. Мама теперь с Богом живёт, ей там хорошо, она с неба наблюдает за нами и радуется, что мы здоровые. Правда, папа?
- Правда, солнышко. «Словами младенца глаголет истина».
- Извините, я не знала.
Милочка сообщила нечто, что заставило оцепенеть. Мне стало очень неловко. Я оказалась в смятении, понимая, что горе способно сделать из ребенка не по годам взрослого человека со своими эмоциями и чувствами.
- Простите ради Бога. Я не знала, – пролепетала я, страшась поднять глаза на её папу.
- Не извиняйтесь.
- Ничего страшного, Инна, все в порядке. Дочка права.
- Меня зовут Алик, – вот и познакомились.
В его словах было столько горечи, что говорить далее, казалось, было не о чем. Теперь я знала, что передо мной мужчина-вдовец. И некая скованность, недоговорённость, стеснение отпустили меня. Милочкин папа, упреждая меня, стал торопливо, бессвязно что-то рассказывать.
Мы разговорились.
- Как вы один справляетесь с малышкой? Растить ребенка тяжелый кропотливый труд, тем более без женщины.
- Все дело в привычке. Мы уже пять лет одни, не жалуемся.
Я не стала задавать бестактные вопросы, интересоваться чужими делами. Мужчина успокаивал малышку, прося её не шуметь. Как потом оказалось, мать девочки умерла при родах. Девочку помогала воспитывать сестра Алика. Днем ребёнок находился в детском саду, а если отец задерживался на работе, то девочка находилась под присмотром тёти.
Слушая его, я думала, что это тот самый случай, когда незнакомый человек, простой попутчик делится самым тайным, таким личным, что не всегда даже самое сокровенное можно рассказать родным людям. А тут как на исповеди! Незнакомой соседке по самолетному креслу! Такое говорят, часто случается в поездах. У них это произошло в самолете. «Неважно где раскрывают душу, делятся самым-самым с чужим человеком. Важно, что на душе потом становится легче», – размышляла я, с неподдельным вниманием глядя на нового знакомого. Наверное, иногда лучше поделиться с чужим человеком, чтоб на душе стало легче.
Милочка рассказывала стишки и пела песенки, развлекая всех, а меня одолели слезы.
- Вы ещё не устали от её болтовни? – поинтересовался Алик, не заметивший эмоционального противоречия между моими переживаниями и своим неуместным вопросом.
- Что вы, мне очень интересно общаться с ней.
- Может, и со мной познакомитесь поближе, если вы не против. Не хотелось обрывать столь приятно начатое знакомство. Вы в каком городе остановитесь?
- Я в Рамат-Ган еду, к родственникам, на недельку, потом сниму квартиру.
- А мы с Милочкой обоснуемся у моей мамы в Ашдоде. Обменяемся адресами на всякий случай.
- Папа, папа, я хочу, чтоб она стала моей мамой.
- Это, доченька, не так просто.
- Я буду послушной девочкой. Буду тебя любить. Не оставляй меня, – совсем по-взрослому проговорила Мила, обращаясь ко мне.
- Мы ведь еще не знаем хорошо тетю Инну… Может, тетю Инну ждут детки? Не станем торопиться.
- Тетя-мама, у тебя, кроме меня, есть еще детки!?
- Нет, моя девочка.
- Вот, видишь, папа, я так и знала, что она придет, моя другая мама. И она пришла ко мне, – радостно верещала и прыгала на месте Милочка.
Я крепко прижала её к себе и поцеловала. Ребенку необходима материнская ласка, а я всю жизнь мечтала иметь дочь и счастливую семью. Неужели всё ещё будет? Мысли мелькали одна за другой. Кукла может стать предметом любви вместо ребенка. Ребенок может принять чужую тётю за свою маму. Скрытые возможности к адаптации наших собственных характеров. Так случайная нота, попадая в общую мелодичную систему, становится в ней ведущей и необходимой.
Время расставит все по своим местам. Может это то, чего я ждала всю свою жизнь? Я задавала себе вопрос и не находила ответа.
Наш рейс подходил к концу, а мне так не хотелось расставаться с новыми знакомыми. За время перелета мы как-то сблизились, как будто были знакомы всю жизнь. Бывает же такое. Алик не сводил с меня пристального взора, ища ответа на волнующий, но так и незаданный вопрос. Он помог мне получить багаж, и мы попрощались в аэропорту Бен Гуриона, разъехавшись в разные стороны.
Дорожный маршрут оказался намного интереснее, чем все последующие встречи. Ведь я не могла представить, что со мной произойдёт такое приятно-значащее знакомство. Какое-то непонятное чувство воробышком трепетало в моей груди, казалось, что я не иду, а лечу куда-то, не зная, что делать. Инстинкт мчал навстречу новой жизни и успокаивал мою печаль. Кто знает, может, природа и возбудила меня, и во мне пробудились дремавшие гены? Стоял октябрь, но в природе ещё чувствовались весенние нотки.
Тетя Циля к моему приезду накрыла шикарный стол и ждала с нетерпением. Жила она с младшей маминой сестрой Фридой. Её сын с семьей обитали в другом доме, недалеко от них, приходили по выходным, да по праздникам. В честь моего приезда собралась вся семья.
Что и сказать, обстановочка не московская, и нет никакого сравнения с прежней жизнью, где простой служащий перебивался на зарплату, не в пример нам. Папа всегда говорил: «Чтоб мои враги жили на одну зарплату». В Одессе так говорили все. Человек такое существо, которому всегда хочется большего, он постоянно недоволен. Так и моя тетя Циля, не успели мы отобедать, она стала жаловаться на маленькую жилплощадь, на пенсию. Причем недовольство отражалось на всем и на всех. Тут Фима не выдержал:
- Мать, прекрати лить слёзы радости. Чем ты опять недовольна? Что ты сделала для этой страны? Получаешь от государства пенсию. Сыта, одета, обута, чего еще надо? Не гневи Бога, или ты снова нашла свободные уши, чтобы вешать на них лапшу?
Как давно я не слышала еврейской речи. Теперь узнала обо всех: кто на ком женат, кто родился у младшего кузена, кто развелся, какие у них соседи. Нет, долго не протяну с ними, дай Бог им до ста двадцати, как говорится, но без меня.
Не прошло и недели, Алик разыскал меня. Выходя из квартиры маминой сестры, услышала знакомый голос. По совпадению или как, но судьба сопутствовала нам. Ведь могли разминуться и никогда больше не встретиться.
Мы кинулись навстречу друг другу, как давние знакомые, всё еще не веря своим глазам. Чувство радости переполняло обоих. Пристально взглянув на меня, он неуверенно произнёс:
- Милочка все время спрашивает о тебе. Странно, но, ни к кому до нашей встречи девочка так не тянулась, а тебя называет тётей-мамой. Может, станешь хоть изредка навещать её. Не могу навязывать тебе наше общество и постараюсь считаться с твоим мнением. Если не возражаешь, такси ждет. Съездим к моим, девочка очень обрадуется, а потом привезу тебя обратно, как скажешь, так и будет.
- Давай просто погуляем, – попросила я.
Мы зашли в ресторанчик. Сели за столик, закусили и заказали кофе с пирожными. Впереди был долгий вечер. О чем только ни говорили? Даже про японское искусство икебаны, про песни Мадонны и про вечно кровоточащую рану – отношения израильтян с палестинцами. Вот только о том, что витало в воздухе, о том, что могло коснуться только нас двоих, никто не осмелился начать разговор.
Время, проведенное с этим мужчиной в приятной, уютной обстановке, казалось мне лучшим в жизни. Я закурила, после затяжки отпила маленький глоток кофе. Мне было легко с ним. Сама принимала за себя решения и была хозяйкой своей жизни. Новое окружение принесло облегчение. Ничего не должна своему бывшему, свободна. Не раз говорил он мне: непутевая, живёшь, дескать, не так как все. А что мне под других людей подстраиваться? Вот и иду не тем путём. Теперь никому не позволю себя бросить, как ненужную вещь! Пусть теперь любят меня. Как раньше я не понимала этого? Не хочу больше фальши.
Заиграла музыка. Алик пригласил на танец. На него обращали внимание многие женщины. Высокий брюнет, уверенный в себе с темно-карими глазами и голосом, ласкающим слух, умел ценить женскую красоту. Алик закидал меня комплиментами и радовался, получая удовольствие от собственного остроумия, говоря:
- Чувствуешь, какой пикантный вкус у блюд, благодаря резвости твоего язычка, – улыбаясь своей очаровательной улыбкой.
Что-то подсказывало мне, что не надо спешить, необходимо действовать с умом. Мы протанцевали весь вечер. Алик вёл себя как истинный джентльмен и отвез меня домой без всяких приставаний. А на следующий день он позвонил.
- Инночка, не могу тебя забыть… – произнес он вместо приветствия. Поскольку я молчала, он продолжал: – У тебя какие планы на сегодня?
- Не знаю, – тихо отозвалась я.
Он мне очень нравился.
- Инка! – услышала его приятный голос, который ни с каким другим нельзя было сравнить. – Я тебя чем-то обидел?
- Нет, что ты…. Я, в принципе, свободна…
- Я так счастлив, милая! – с неподдельной радостью произнес мужчина. – Я приеду к тебе?
Алик приехал через два часа, безукоризненно одетый и побритый. Я терялась в присутствии этого красивого мужчины. Он чувствовал это, довольный, что производит на меня такое впечатление. Алик изящным жестом протянул букет белых роз.
- Это тебе! – сказал он просто.
- Спасибо.… «Да, готова пойти с ним куда угодно», – подумала я в этот миг.
Всю дорогу Алик рассказал анекдоты, шутил, всё больше располагая к себе.
- Я всё говорю, а ты молчишь? Может, что-нибудь расскажешь о себе?
- А что рассказывать? У меня всё как у всех: окончила институт, работала, репатриировалась в Израиль – вот и все новости.
Я поведала о своей прошлой жизни в двух словах, не любила разглагольствовать. Мы шли по парку. Алик поведал о своей жизни – ему сейчас тридцать пять. Он встретил своих друзей в Ашдоде, и они обещали помочь с работой.
- До ворот кладбища еще далеко, но счетчик быстро щелкает, – с рассеянной улыбкой пошутил он.
Я непонимающе вскинула на него голову. Отвлеклись на музыкантов, играющих в саду. Один сильным, красивым голосом пел:
- Послушай, на русском поет, – заметила я, обращаясь к своему спутнику.
- Хочешь, подойдем поближе и послушаем? – предложил он. – Здесь много «наших».
Мы подошли. Мужчина средних лет пел: «Друзья, друзья купите папиросы…». Его красивый сильный голос собрал довольно много прохожих, которые, затаив дыхание, слушали известную песню. У многих слушателей на глаза наворачивались слёзы. Певец вкладывал всю душу в исполнение песни, которая необычно звучала в этом сквере. Впрочем, Израиль славится своей интернациональностью. Здесь можно встретить, кого угодно, и услышать любой язык. Второй музыкант играл на скрипке и легким кивком головы благодарил тех, кто бросал шекели в раскрытый футляр из-под инструмента. Странно, но «наших» всегда узнают сразу…. Песня закончилась. Мы с Аликом подошли, разговорились. Музыканты оказались бывшими москвичами. В парке они подрабатывали вечерами, а днём работали на стройке, так как люди их специальности были невостребованными. Алик, нагнулся и положил в футляр пять шекелей. Музыканты вежливо поблагодарили. Мы продолжили свою прогулку по парку.
- Знаешь, у тебя такие необыкновенно тёплые глаза. Они то светлеют, то темнеют, – мягко произнес Алик. – Жаль, что в них ничего невозможно прочесть… – Мой спутник улыбнулся, зная силу очарования своего взгляда.
- Ты мне очень нравишься, – вкрадчиво, сказал он. – Такой славной, как ты, никогда не встречал…
Я промолчала. Не хотелось торопить события. Мы долго гуляли. Потом Алик отвез меня домой. Впереди была учебная неделя, необходимо ходить в ульпан осваивать язык, договорились встретиться в субботу. Я потихоньку привыкала к нему. Всю неделю думала о нём и ждала телефонного звонка. Он звонил часто, но я чего-то боялась, наверное, оказаться игрушкой в его руках.…
«Почему, моё сердце так трепещет и останавливается от звуков его волшебного голоса?» – задавала себе этот вопрос и не находила ответа.
В субботу он приехал снова. Мы шли по улочкам Рамат-Гана. Алик нежно взял меня за руку и притянул к себе. Я смотрела на него, не отвечая и не противясь. Он гладил меня по волосам, прижимаясь и волнуя своими объятиями. Приподняв подбородок, поцеловал, вкладывая в поцелуй всю страсть и ласку истосковавшегося по любви мужчины.
Голова шла кругом. Весь мир превратился в единый миг, остановленный в этом счастливом поцелуе. Ради этого стоило жить, чтоб познать великое чувство любви.
- Всё так стремительно происходит, – очень мягко сказала я. – Мне надо привыкнуть.
- К чему привыкнуть? – спросил он. – Время беспощадно. Не нужно вычеркивать из жизни приятных минут общения, а может все дело в том, что у меня ребенок? Я никогда не оставлю девочку, ради даже самой любимой женщины.
- Вот и прекрасно. Ответь, разве можно уважать человека, который бросил бы свою дочь?
- В чём же дело? – не отступал Алик. – Мне в какую-то минуту показалось, что тебе хорошо со мной. Как же так? Выходит, с твоей точки зрения я безнадежно влюблен. Ничем тебя не привлекаю, в качестве будущего мужа не котируюсь? Так и скажи, нечего ходить кругами. Насильно мил не будешь! Это отказ? Хотя лучше бы отказ, которому я из инстинкта нашел бы уважительную причину. Например, что у тебя есть муж. Да, кстати даже не поинтересовался, есть ли?
Мы сидели в кафе, я испытывала некоторую неловкость, не зная, что делать дальше.
- Поверь, я не хочу терять наших отношений? Мы практически не знаем друг друга. В моей жизни были ошибки, и мне не хотелось повторять их снова. Я думала, что уже не увижу тебя. Ничего не происходит случайно, если нам предначертано быть вместе, значит, так тому и быть.
- Инна, что ты со мной делаешь? После смерти жены были в моей жизни женщины, но, ни с кем из них я не хотел связать жизнь. Ты разбудила во мне желание создать семью и давно минувшую радость любви. Столько лет прошло, а как вчера, чувствую себя мальчишкой.
Лаская меня, Алик шептал приятные слова, от которых кружилась голова. Мы долго гуляли по прекрасному городу в обнимку, боясь расстаться. Проводив меня, он уехал.

…Прошло несколько месяцев. Я снимала отдельную квартиру, хотя тетушки были против. Закончила ульпан и могла сносно изъясняться на иврите. Алик звонил редко и почти не приезжал, дав возможность разобраться в своих чувствах. Я скучала и проплакала не одну ночь. Никаких известий не было. «Так мне и надо, вечно со мной так, не везёт ни в чём». Как-то раз проснулась ни свет, ни заря и все никак не могла вспомнить – какого цвета у девочки глаза, какой формы носик, какое личико? Бред какой-то! Помню только её вопрос и нежный голосок: «Тётя-мама, а у тебя ещё есть детки?» Боже мой, может, что-то с ребенком случилось? Какой странный сон. Милочка плачет и зовет: «Тётя-мама, мама, мамочка», а я чувствую, что она зовет меня.
- Где же этот пелефон, куда я его положила, чёрт возьми?
На дне сумочки нашла пелефон. Дрожащими руками набрала номер. Никто не отвечал. Попробовала набрать еще раз. Наконец-то услышала чей-то голос:
- Алло, вам кого? – ответил голос в трубке.
- Скажите, я могу поговорить с Аликом?
- Сейчас, минуточку. Сынок, подойди к телефону, тебя спрашивает женщина.
- Да, я слушаю. Инна, это ты? Ничего не говори, приезжай. Ты очень нам нужна. Милочка болеет, зовет тебя. Пожалуйста, приезжай. Я встречу.
- Да, хорошо. Скоро буду. Пока.
Бедная моя девочка, что с ней? Я сейчас, скоро, подожди. Как я могла столько времени не видеть ребёнка? Думала всё пройдёт, забуду, но нет. Господи, что со мной? Не могу успокоиться, вся на нервах.
С двумя пересадками, добралась до Ашдода, где меня встречал взволнованный Алик.
- Как здорово, что половина населения владеют русским языком. С моим словарным запасом тяжело контачить в чужой стране.
- Это наша с тобой страна, и она помогла нам найти друг друга.
К моему приезду мать Алика накрыла стол, встречая гостью, о которой не раз рассказывала девочка. По-видимому, я приглянулась матери, и она встретила меня радушной улыбкой.
- А где же Милочка? – обеспокоило меня отсутствие ребенка.
- В спальне. У неё всю ночь был жар. Пойдемте, провожу вас.
Алик уже сидел у изголовья дочери и гладил её. Я потихоньку подошла и села рядом.
- Мамочка, ты пришла ко мне. Где ты так долго была? Ты нужна мне. Не уходи больше никуда, я тебя люблю. Я звала тебя, мамочка, ты слышала, правда? Хочу к тебе.
И она протянула ручонки, обняв меня. Слезы навернулись на глаза. Не знаю почему, но я тянулась к этому ребёнку, чувствуя с ней связь, как со своей собственной дочерью. Покрыла поцелуями и крепко сжала её в своих объятиях. Видно, и девочка принимала мою любовь, как должную.
- Теперь я поправлюсь.
- Конечно, моя девочка, обязательно, а сейчас ты должна выпить горячего бульона и поспать.
- А ты не уйдешь? Ты будешь с нами жить?
- Ни о чем не беспокойся и набирайся сил, договорились?
Решиться обзавестись дочерью – дело нешуточное. Это значит решиться на то, чтобы твоё сердце отныне и навсегда разгуливало вне твоего тела, принимая и понимая всю ответственность за вверенную тебе жизнь. Я давно уже потеряла всякую надежду обзавестись семьей, иметь детей. Может быть, поэтому так по матерински, нежно не торопясь, поцеловала не знакомого, по сути, ребенка. О причинах не состоявшейся до сих пор семьи думать не хотелось. Мужчины были, но… это как у Ахматовой. «Все ушли, и никто не вернулся, повинуясь обету любви». «Время расставит все по своим местам. Может это то, чего ждала всю свою жизнь?» – растерянно думала я.
Милочка улыбнулась и стала пить бульон, пока я сидела рядом. Алик бросал взгляды благодарности в мою сторону. Ему не терпелось остаться со мной наедине.
- Инна, давай снимем вместе квартиру. Если, конечно, ты не против. Перевезем завтра твои вещи. Хватит нам по разным концам мыкаться. Ты согласна? Я хочу, просыпаясь, каждый день по утрам видеть твоё лицо. Без тебя никак, понимаешь?
- Хорошо, давай попробуем.
- Вот и здорово.
Я почувствовала на себе взгляд «похотливого кота», собиравшегося схватить добычу и ускользнуть вместе с ней. Мне стало неловко…
Его сверлящий желанием взор говорил лучше любых слов: «Когда же настанет час нашей близости?» Мне было страшновато начинать жизнь с новой страницы.
* * *
…Я с Аликом и Милочкой были приглашены новыми друзьями на шашлыки на берегу Средиземного моря. В компании, кроме нас, присутствовали пара: он «марокканец», по имени Дарон, а она «русская» и народный целитель, психиатр из Америки Фред, не считая наших друзей.
Мы закусили, в воздухе пахло шашлыками.
- Да, жизнь прекрасна – вдруг сказал Фред, который занимался лечением от алкоголизма, снимал порчи и сглазы, помогая людям обрести себя, начать новую жизнь. В нем было что-то от шамана. Он совершал заклинания, готовил целебные настои, отгонял нечистую силу, делал амулеты на счастье и покой в доме. – Как психиатр заявляю вам… «в следующем столетии нам не нужны будут домыслы о неведомом. Скрытые резервы организма дадут сами о себе знать. Многие люди и сейчас не знают, что в них заложено творцом. Между реальностью и нашим миром существует огромная разница. Мы с детства создаём модель своего мира и реальности, в которой живём всю жизнь. Именно наш подсознательный разум использует определенную программу, создавая уникальную для каждого человека модель реальности. Наше подсознание поступающую информацию извне воспринимает буквально».
- Ну вот, началась лекция о влиянии света далеких звезд на симфоническую музыку, – пошутил Алик.
Все внимательно слушали его. Затем каждый стал обращаться с волнующими его вопросами. Все хотели узнать о своем прогнозе на будущее.
Мы были едва знакомы, но прониклись к нему большим уважением. Ведь он заглянул в тайники наших душ, в прошлое, ведомое лишь каждому из присутствующих.
- Не нарушайте запретов, – произнес Фред.
- Запреты на то и существуют, чтобы их нарушать, – примирительно сказал Лева, собравший всех нас для отдыха.
- Ну, а что ты скажешь обо мне? – с иронией в голосе спросил Дарон.
Посмотрев на его руку, Фред изрек:
- С этой женщиной тебе ничего не светит, дружок, кроме легкого флирта. Она не любит тебя и дело даже не в разнице возраста.
- Что же мне делать, если тянет только к молодым? «Старый конь борозды не портит», – проговорил Дарон на иврите, немного переиначив нашу русскую пословицу.
- «Но и глубоко не пашет», – улыбаясь, вмешался в разговор Лева.
- С моим поколением мне не по пути, когда конечный этап пути ясен. Вот я и задумал катапультировать в молодость, в другое поколение, – пошутил Дарон.
- Твоя знакомая, - продолжил Фред, – ищет лучшей доли, и ей все равно, с кем от тебя она может дезертировать. Эта Любочка всегда с кем-то будет. Она слишком корыстна, чтобы любить, а быть одна не привыкла. Такие женщины не пригодны для семейной жизни. Хочется отметить, что она, по всей видимости, однажды обманутая или оскорбленная близким человеком, делает вывод: «Нет ни одного порядочного мужчины». Её подсознание искажает внешнюю информацию. И она становится такой, какая она есть.
Затем Фред переключился на Леву и его жену. В бизнесе ему везет. Он самый богатый в городе человек. Начинал с малого, а сейчас владеет фирмой для туристов и сетью гостиниц и ресторанов. Он что-то говорил о пяти видах бизнеса. Как сказал Фред, его дела будут процветать. Алика он возьмет работать в свою фирму. «Береги свою жену, у тебя крепкая дружная семья и понимающая спутница. Если будешь обижать, отберу», – пригрозил он, лукаво улыбаясь Рите.
Наконец-то настала моя очередь. Взяв мою руку, Фред посмотрел и изложил в деталях те эпизоды, которые известны были лишь мне. Затем он сказал:
- Второй союз будет намного прочнее предыдущего, ты нашла то, что искала. Дочь, которая должна была родиться, но погибла в чреве твоем, не увидев света, мучает тебя и сейчас. Милочка заменила тебе потерю, найдя родственную душу, которой не хватало вам обеим. Она составляет смысл твоей жизни. Не хочу выходить за пределы возможного. Ты встретилась со своей судьбой, любишь и любима. Это большая редкость в наши дни. У тебя преданный муж и хорошая семья. Через год у вас родится сын.
- А мне говорили, что я не познаю счастья материнства.
- Ты уже познала его, обретя Милу, поэтому Господь, видя твое отношение к чужому дитю, пошлет ребенка, еще больше укрепив ваши узы.
- О чем вы говорите, Фред, да моя Милочка самая что ни на есть родная доченька. Я её на миллион других не поменяю.
- Вот и хорошо, что есть еще такие люди!
Слушая Фреда, меня охватило неожиданное беспокойство: не до конца веря во все происходящее, я подумала, что он во многом прав. Ведь эпизоды моего прошлого никто не знал, а он разложил по полочкам всю жизнь.
Как сейчас помню кошмары, которые нельзя вычеркнуть из жизни. Казалось, надежда навсегда покинула меня, когда, поддавшись уговорам мужа, хотела пойти на аборт.
- Ну, к чему нам малыш, поживем немного для себя, успеешь с пеленками и бессонницей намучиться, – твердил он. – Начнешь все свое внимание уделять ему, а не мне. Нам так хорошо вместе. Дети не проблема, все еще впереди. Ни о чем не думай, делай аборт, а через три-четыре года подумаем о детях. Сейчас ты должна быть только со мной, а то втемяшила в свою голову разную ерунду.
Боже, как сильно я любила Влада, что соглашалась с любым его мнением. Иногда плакала, умоляя, не лишать меня радости стать матерью.
- Послушай, он стучится внутри меня. Это наш ребенок, я так хочу его.
- Выбирай: или я, или он! – кричал Влад, и, хлопая дверью, уходил развеяться. Затем возвращался, и все начиналось сначала.
- Думай, что хочешь, но я решила оставить ребенка. Не смогу погубить его.
- Глупости!
Влад просто не мог допустить, чтобы последнее слово оставалось не за ним. Несколько минут он молчал, потом взглянул на часы, давая понять, что у него нет времени на выяснение отношений. Постоянно он находил предлог, чтобы отклониться от нужного и важного для меня разговора. Порой срывался, кричал и, хлопнув дверью, уходил из дому. После очередной ссоры у меня открылось кровотечение. Очнулась уже в больнице. Первое, что увидела перед собой, было лицо врача, который, склонившись надо мной, произнес:
- Вы потеряли свою дочь. К сожалению, вы никогда не сможете иметь детей.
У меня пропал интерес к жизни, я все время представляла лицо еще не родившегося ребенка и рыдала. В то время как никогда мне нужна была любовь Влада, но его и след простыл. Однажды он вышел из дому, за покупками, но так и не вернулся…
Чувство опустошенности и разбитости овладело мной. Он забирал у меня энергию. Только потому, что я сама её отдавала. Моя любовь превратилась в жалость и сострадание. Мой милый использовал меня как «вещь», которой можно попользоваться и выбросить за ненадобностью. Он делал это потому, что я сама не ценила себя. Я оказалась игрушкой в его руках, которая быстро надоела, и стала ненужной.
Влад жил по выгодным для него законам и по принципу: любая старая вещь требует замены. Я с ужасом осознала, что стала той вещью. Почему была слишком чуткой и внимательной к страданиям других, находя в себе силы простить и забыть?
Трудно приходила в себя после пережитого, и решила: пусть любят меня, никогда и никого не хочу больше любить и страдать. Хватит!..
Теперь слушая Фреда, многое поняла, но не до конца осмыслила. Ведь мнения врача и Фреда не совпадали.
Я смотрела на море, на абсолютно спокойную бирюзовую гладь и неожиданно вспомнила, как Милочка почувствовала своей детской интуицией, что это должна случиться не просто встреча, а встреча значимая, которая многое, если не всё, предопределит в нашей жизни. Тогда, в самолете, девочка из стольких лиц пассажиров выбрала именно меня.
Интуиция – это поразительное чутьё, которое подсказывает женщине, что она права, не зависимо от того права она или нет. Интуиция – это уступка, которую логика делает нетерпением. «Кому верить? Неужели счастье постучало в мои двери, и я стану матерью?» Мои размышления прервал Фред:
- Не пройдет и двух лет, как ты родишь сына, вот увидишь, – проговорил он, улыбнувшись все еще не верящей женщине.
Настроение поднялось. Радость захлестнула надвигающейся волной. Я смотрела на Алика, который выделялся из толпы своей привлекательностью. Высокий, статный, подтянутый и мало кому доступный, словно орел кружил возле нас, оберегая и защищая своей заботой и теплотой. Наверное, это и есть настоящее счастье быть всегда рядом с любимым.
…Через год, как и предсказывал Фред, у нас с Аликом родился сын. Оказывается, произошло то чудо, о котором я так мечтала. Как после этого не верить в чудеса? Милочка очень любит братика. Наконец-то я обрела счастье. О лучшей доле не стоит и мечтать. Нашла свою дорогу, узнала свое место – в этом всё для меня, это значит, я стала сама собой.
Важно и то, что Израиль, а не Москва, решил мою судьбу. Именно здесь отрываюсь от бытовой среды, выходя за пределы строго очерченного круга обязанностей, включая супружеские. Живя в Москве, ничего подобного со мной бы не случилось. Не той я породы, что тянет на разного рода знакомства. Да и не любовная это интрижка вовсе, если задуматься, а та любовь, которую ждала всю свою жизнь.
Радость переполняла меня, когда видела, какими глазками смотрит на братика Милочка. Вот и сейчас, гуляя по набережной Ашдода с малышами, я наблюдала, как тёмно-бирюзовые оттенки воды сменялись на тёмно-синие. По морской глади закапал слабый дождик. Уйдя в себя, вороша свое прошлое и улыбаясь прекрасному сегодня, я не заметила, как он начался. Мы спрятались под навес…
С удовольствием подставила ладони теплому дождю. Вероятно тот рейс, тот полет, который свел меня с Аликом, был предопределен на небесах. Иначе бы мы не встретились. Неожиданно простая истина открылась мне: возможно, Бог, глядя на меня, хотел, чтобы я встречалась совсем не с теми мужчинами, но только исключительно для того, чтобы я встретила того единственного и была с ним счастлива. А что такое счастье? Счастье – это когда не надо врать. «Спасибо, Господи, что я живу не во лжи!».
Вспоминала, как в одну из ночей, когда, уставшая и изможденная от ласк и поцелуев, лежала у Алика на плече, вдруг услышала поразительные слова: «Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда с тобой».
Дождь быстро закончился. Наслаждаясь свежестью пробуждавшейся природы, наблюдала за горизонтом. Совсем рядом с морем кружились белые чайки. Я смотрела на свои мокрые ладони, и со стороны нельзя было понять – то ли это капли дождя сохранились на моём лице, то ли слёзы счастья. Милочка вдруг посмотрела и ласково, взяв меня за руку, произнесла: «Тётя-мама, а почему ты плачешь?»
- Миленькая, родная моя девочка я очень прошу тебя, не называй меня тётя-мама, ты моя доченька, а я – твоя мама, договорились?
Ты только не плачь мамочка, я тебя люблю крепко-крепко, больше всех на свете. Ты самая лучшая на свете мама! Я тебя никому не отдам!
До сих пор в ушах слышен звонкий голосок ребёнка: «Тётя Мама!». Пронзительный возглас, встрепенувший меня и запавший в глубину сердца.

* * *

Залина

Звездно ликуя, смертельно скорбя,
Счастье познает душа, лишь любя.
В. Гете

Настроение соответствовало погоде. Мрачное небо, словно щупальцами сдавливало голову. В такие минуты я выходила из дому и гуляла по городу. Город Грозный утопал в малахитовой зелени гор и лесов. Легкий ветерок с реки успокаивал. Я тихо брела по аллее парка, погруженная в свои мысли. Неожиданно моё внимание привлекла сухонькая седая старушка со следами былой красоты на лице. Она сидела на скамейке, одетая во все черное. В ее глазах застыла глубокая скорбь. Не знаю почему, но мне захотелось поговорить с ней. Подошла и, присев рядом, осторожно спросила:
- Может, могу вам чем-то помочь?
За вопросом последовала небольшая пауза, а потом, как бы самой себе, с интонацией обреченности сказала:
- Чем уже можно помочь? Если б ты только знала, какой груз лежит у меня на душе. Мне необходимо выговориться, хоть немного снять с себя эту тяжесть…
Б-г наказывает меня. Столько зла я причинила самым близким людям! Хотела счастья для дочери, а в итоге погубила её. И в этом только моя вина. Поверьте, чем жить с такой болью, лучше умереть. Ведь я стала причиной несчастий, обрушившихся на мой дом…
И она начала свой рассказ.

События, о которых пойдет речь, происходили в одном из живописных районных центров Чечни.
Время подходило к обеду, когда Симон повёл коня на водопой. Подойдя к реке, он увидел у кромки воды одиноко стоящую девушку. Она с удивлением и испугом подняла на него свои бездонные глаза. Девушку звали Залиной, дом ее отца Леона соседствовал с домом Симона. Он хорошо знал Залину, она была моложе Симона на несколько лет, и в детстве он даже рассказывал ей сказки. Но в тот момент юноша, словно впервые увидел её…
– Какая красавица… – подумал он про себя, а вслух сказал с восхищением:
– Залина, тебя не узнать, как ты выросла!
Не выдержав пристального взгляда, она смутилась и убежала. Ей уже давно нравился этот юноша, и она всё на свете бы отдала, лишь бы никогда не расставаться с ним. И он, как бы заново увидев эту прекрасно сложенную девушку, понял, что перед ним его судьба.
Слишком долго жила Залина под гнётом своей деспотичной матери, решившей, во что бы то ни стало выдать дочь за Данилу. Его родители, богатые землевладельцы, держали скот и могли дать хороший калым за девушку. Что касается их сына, который не знал ни в чем отказа, то Залина давно нравилась ему, и завоевать ее стало для него делом чести. Умная, с прекрасным характером девушка ни за что не хотела связывать свою жизнь с чуждым ей человеком, но перечить воле старших не могла. Как раз в тот день, когда у них с матерью в очередной раз состоялся серьезный разговор, она и встретила Симона. Чтобы немного успокоиться, Залина убежала к реке. Вот отчего столько боли и отчаяния он увидел тогда в ее глазах.
– Совсем другим я представляла своего жениха, неужели он может быть таким противным? – думала девушка, вспоминая лицо Данилы. – Лучше умереть, чем стать его женой. Зачем мама так поступает со мной?
А мать, не обращая внимания на дочь, твердила лишь одно:
- Будешь купаться в роскоши, ни в чем не испытывая нужды, я знаю, что тебе надо для счастья, еще спасибо скажешь.
В такие минуты Залина ее ненавидела и готова была бежать, куда глаза глядят. Тогда она поклялась себе: если у нее будут дети, она никогда не станет перечить им в выборе жизненного пути.
На редкость изящная, со светлым цветом кожи, контрастировавшей с невероятной глубиной жгуче-черных глаз и копной смоляных волос, такой была Залина в пору своего расцвета.
Ее отец занимался коммерцией, имел несколько магазинов. И любой в округе жаждал породниться с ним. Леон с женой, дочерьми и гувернанткой жил в большом особняке. Девочки получили неплохое образование, их даже учили музыке.
Много приданого принесла Залина в дом мужа, но алчности Данилы не было предела. Нелегко ей жилось в новой семье. Редкий человек мог остаться равнодушным, глядя на эту молодую женщину. Не раз, слыша комплименты в ее адрес, муж впадал в бешенство, с каждым днем он становился все более жестоким, а порой и агрессивным. На молодой жене Данил и вымещал все свое зло.
У нее не было ничего общего с мужем. Будучи порядочным человеком, она понимала, что не имеет права отказываться от исполнения супружеского долга, но это невероятно опустошало ее, лишало полноценного ощущения жизни. Муж, видя ее холодность, нутром чувствуя отвращение, которое жена испытывает к нему, все более ожесточался. Она стала бояться ночи, потому что ночью муж опять начнет приставать к ней с ласками, от которых ее выворачивало наизнанку. Она понимала, что нужно что-то предпринять, но что – не знала. Вернуться к родителям не могла, там ее не поймут, уйти в никуда не позволяло воспитание, вот и приходилось терпеть. Порой ей казалось, что все случившееся – всего лишь жуткий сон и, проснувшись, она окажется счастливой и беззаботной, как в юности. Но фантазии испарялись, стоило ей увидеть перекошенные злобой лица мужа и свекрови. Недовольный всем Данил не раз пускал в ход кулаки, пытаясь доказать свое неотъемлемое право на красавицу-жену. Много усилий прилагала молодая женщина, чтобы сохранить свой внутренний мир, защититься от деспотизма.
Не раз говорил ей отец:
– Храни свои печали про себя. Не домогайся ни симпатий, ни лести. Помни, в каждом желании заключается сила, пользуйся этой силой для себя. Любое желание действует, как электрический ток, и подлежит законам притяжения и отталкивания. Стоит научиться смотреть на желания не как на препятствие, а как на средство к достижению цели, тогда успех обеспечен.
Дочь не забыла наставления отца, и он частенько выручал ее, когда казалось, что еще один день, проведенный с супругом, окончательно ее убьет.
Почувствовав собственное бессилие, Данил стал искать поддержку у родителей. Молчание жены убивало его.
А та все больше стала уединяться, уходя к реке, где когда-то встречалась с Симоном.
Прошёл год. Она так и не привыкла к своему новому дому. Там всё оставалось чужим. Иметь ребенка от нелюбимого не хотелось, да и Бог, видно, не желал этого. Однажды, когда она в очередной раз оказалась у реки, погрузившись в свои нелегкие мысли, совершенно неожиданно рядом с ней оказался Симон.
– Что же ты наделала с нашей жизнью, – произнес он, притягивая её к себе и жадно целуя. Время остановилось для них. Они не заметили, как наступил вечер...
– Уходи от него, ни с кем не хочу тебя делить, ты должна быть только моей.
– А я и так всегда была твоей и твоей останусь. В моём сердце нет места другим. Но сейчас я должна уйти. Прости…
Та единственная ночь их любви не прошла бесследно – вскоре Залина поняла, что беременна. А жизнь в доме еще более опостылевшего мужа стала просто невыносимой. Но теперь она с какой-то удивительной стойкостью сносила оскорбления и побои. Сейчас ей казалось, что она не одна, ребенок, которого в себе носила, был от любимого, и сознание этого давало ей силы. - Наконец-то Бог услышал мои молитвы, - думала она про себя, - я стану матерью. Всю свою любовь я отдам малышу. И слезы радости катились у нее по лицу.
Она понимала, что бросила вызов своему окружению, но ни о чем не жалела, потому что ненавидела косность и ложь.
Беременность далась ей нелегко, измучил токсикоз, а позже возникла угроза выкидыша. Ко всем прочим тревожным явлениям обострилось давнишнее заболевание печени, а в семь месяцев у Залины открылось сильное кровотечение. Чтобы сохранить ребенка, ее направили в больницу. Собравшись на консилиум, врачи решили, что спасти женщину и малыша может только операция.
Женщина ни словом не возразила, потому что давно для себя решила родить ребенка. Чего бы это ей ни стоило. Значительная доза наркоза погрузила Залину в небытие. Ей казалось, будто она чувствует, как ее душа покидает измученное болью тело. А потом на какое-то мгновение она вдруг испытала невероятное блаженство и покой. Позже пришло осознание того, что она лежит на столе абсолютно голая, а вокруг столпились люди. Она сделала какое-то движение, чтобы прикрыть свою наготу, но тело не слушалось, а вместо слов вырывались хрипящие звуки. Когда действие наркоза прошло, ей показали мальчика, и она успокоилась. Боль отступала медленно, но ежедневные встречи с малышом дарили ей столько радости, что все пережитое казалось пустяком.
Подрастая, мальчуган все больше становился похожим на Симона, и мать в нем души не чаяла. Когда Лиору исполнилось три года, Данил по этому случаю подарил мальчику большой мяч и велосипед и устроил званый обед. Малыш был в центре внимания и оттого еще больше резвился. Из старших он выделял дедушку Леона, отца Залины, который его боготворил. При одном взгляде на подвижного, не по годам развитого внука он приходил в неописуемый восторг.
Леон был самоотверженным отцом и ради счастья своих дочерей готов был пожертвовать собой. Он любил каждую из своих трех девочек, но самые большие надежды возлагал на Залину, которая была привязана к нему, как никто другой. Вышло же все наоборот: ее сестры прекрасно устроились в жизни, а за нее, любимицу, саднило сердце.
– Доченька, береги сына, он самое дорогое, что у нас есть, – говорил Леон. – С годами ты стала еще прекрасней, все образуется, моя милая. Но если будет невмоготу, возвращайся домой. Там всегда есть место для тебя. Ни о чем не переживай и помни: отец не даст тебя в обиду.
Так и умер Леон, не дождавшись счастья Залины. Потеря отца стала еще одним тяжелейшим испытанием для нее, ведь он был для нее еще и самым верным другом, мать никогда ее не понимала.
Теперь она всю себя отдавала сынишке. Однажды, гуляя с сыном, она встретила Симона. Увидев малыша, он схватил его на руки, крепко-крепко прижал к себе и с жадностью стал целовать. От избытка чувств он смеялся и плакал, как ребенок, а потом сказал:
- Хорошо, родная, что ты привела нашего мальчика. Наконец-то я увидел своего сына. Он так похож на меня, это живое свидетельство нашей любви. Вы оба очень нужны мне. Я умоляю тебя, утверди моё отцовство.
– Как ты можешь просить меня об этом, ведь это станет моим страшным позором.
– Я не желаю, чтоб он прикасался к тебе, проси развода, – требовал Симон.
– Тогда он заберет нашего сына, ведь по закону я его жена, и мальчик принадлежит ему.
– Хочешь, я поговорю с ним? Я смогу убедить его, положись на меня, – настаивал Симон.
– Нет, только не это. Я попытаюсь сама найти выход, – заверила его Залина.
Встреча с Симоном напомнила молодой женщине, что она оказалась в заколдованном круге, выхода из которого у нее нет. Думая о своей горькой судьбе, она на мгновение забыла о сынишке, который ехал рядом с ней на велосипеде. Она не заметила, как мальчик оказался на проезжей части. Как не заметила вынырнувшую на скорости машину, которая сбила ребенка. Она обезумела впервые мгновения после случившегося, села на землю, обняла окровавленное тело сына и никого не подпускала к нему. А потом, когда сознание вернулось к ней, откуда-то изнутри, из живота стал подступать страх. Это чувство росло, пока не добралось до самого сердца, и с невероятной силой сдавливало его. Страх поселился не только в сердце, он словно парализовал тело, которое внешне казалось исправно функционировавшим, а на самом деле это была только видимость, потому что Залина не воспринимала себя в отрыве от сына, они были с ним единым существом. А теперь, когда он мертв, и она мертва. Да и зачем ей жить? Какой смысл в ней? В памяти бесконечно вставали яркие картинки ее короткого материнского счастья. Вот она держит теплый комочек у своей груди, а потом качает его на руках. Вот малыш делает первые шаги, и мать не может им налюбоваться. Каштановые волосики колечками спадают на плечи, а в серых глазках горят озорные огоньки. Сколько радости испытала она, когда мальчуган произнес первое слово, совершил свою первую шалость. Ее надежда на счастье росла вместе с сыном. И вот его нет. И вместе с ним погибла ее надежда. Она кричит от боли, но крик ее растворяется в пустоте. Женщина молится. Но и молитвы напрасны. Ее все время преследуют видения – маленький сын зовет ее, протягивая к ней свои ручонки:
- Мама, где ты? Помоги мне, мне плохо, я хочу к тебе... Но видение мимолетно, оно исчезает, едва появившись. Залина теряет рассудок, она ходит по улицам с распущенными волосами, прижимая к груди куклу и укачивая, как младенца. Голос Лиора стоит у нее в ушах. А видения неотступны. Все махнули на нее рукой, даже Данил, которому она тоже стала неинтересна. Только Симон, как тень, следует за нею, стараясь вернуть ей память. И его любовь все-таки сотворила чудо – Залина постепенно стала приходить в себя. Вновь появилось желание жить, любить и быть любимой. Что ж, тем и сильна молодость, что она возрождает душу. Даже тогда, когда кажется, что утрачен последний шанс. Теперь ей ничто не помешает. У нее нет прошлого, впереди только будущее. И оно будет прекрасным.
- Теперь я ни за что не вернусь к Даниле, - решила женщина. - Он виновник всех моих бед. Я остаюсь с тобой, - сказала она Симону. Как-то вечером, прогуливаясь с Симоном, Залина увидела направлявшегося в их сторону пьяного Данила. В его глазах она прочитала одну лишь ненависть - как она, мужняя жена, посмела вопреки традициям их народа уйти к другому. Оставь нас, – попросил Симон Данила. – Ты безразличен к ней, оставь нас в покое. Живи своей жизнью. А мы будем жить своей.
– Нет, ошибаешься, - сказал он, - моя жена никогда не будет твоей. И неожиданно достав из кармана пистолет, Данил выстрелил в Залину. Залившись кровью, она упала к ногам Симона. Залина смотрела широко раскрытыми глазами в небо. На мгновенье ей показалось, что она видит своего маленького Лиора, тянущего к ней ручонки. Женщина улыбнулась. Симон услышал её последние слова:
- Сыночек, мама тоскует. Ещё чуть-чуть, и мы увидимся. Жди меня, малыш, я иду к тебе.
Потом она замолчала. И Симон понял, что навсегда. Он еще старался вдохнуть в неё жизнь, приподнял ее голову, и поцеловал в ещё тёплые губы… Но все было напрасно.
- Потерпи, родная, - умолял он, - я что-нибудь придумаю, только не умирай.
Его тело сотрясала нервная дрожь. Именно в эту минуту он понял, что с уходом Залины утратилась и его собственная жизнь, ибо ближе и роднее у него не было человека. Он прижал тело любимой к себе и завыл, как воет раненый зверь, обезумевший от боли и бессильной ярости.
В последний путь Залину провожали все, кто знал и любил ее. Тяжелое это было зрелище, даже казалось, что сама природа не могла смириться с такой потерей.

- Даже не знаю, как пережила всё это, - продолжала свой рассказ старушка.
Я всегда думала, что главное в жизни – материальная обеспеченность. Моя девочка ни в чем не испытывала нужды, и мужа для нее мне хотелось побогаче. И нашла. Лишь идя за ее гробом, поняла, что сама вырыла для дочери могилу, заставив выйти за богатого, но нелюбимого. А она любила Симона, нищего Симона. Вот и убил её муж, не вытерпев позора. Таков закон гор.
Я потеряла дорогих мне людей, а сама живу. Вот приехала к старшей дочери погостить. Побуду с внуками и уеду домой, чтобы мои не скучали. Я ведь через день хожу на кладбище, навещаю их. Что мне ещё осталось в этой жизни?
Я смотрела на женщину и недоумевала. Ведь даже после смерти дочери она не оправдывала её. Закон для неё был важнее.

* * *